Сесть за ваш "длинный стол" , все равно, что сесть с кем-то пообедать вскладчину". 

    Один из участников очередного "длинного стола" обронил эту фразу, на которую я тогда не обратил внимание. Но вчера мне напомнили о ней в контексте отражения отношений между людьми в процессе совместной трапезы, как к ней готовятся, как общаются за столом, как и чем угощают друг друга. 

    Действительно, такая аналогия напрашивается. Даже можно сформулировать застольный этикет "длинного стола" :

1) Для обсуждения отбираются только свежие и вкусные идеи, разнообразные данные, относящиеся к целям исследования. 

 Участники "длинного стола", как правило,  стараются угостить друга друга тем, что считают вкусным, свежим и разнообразным. Это идеи, гипотезы, предложения, вопросы и ответы на них.

2) Принцип умеренности. 

    Важно, чтобы их не было много, иначе все быстро насытятся и будут лениво ковыряться в новых переменах "блюд". С другой стороны, если свежих и вкусных идей мало, то уйдут голодными, появится чувство, что время потрачено впустую.  Хотя, если на стол кто-то положит , что то редкостное, неожиданное, то такая идея или вопрос, воспринимается как деликатес, а их много не нужно. 

3) Принцип терпимости к иным вкусам.

Так же , как и за столом, бывает, что то что нам нравится, другие есть не могут или не хотят. Это нормально, навязывать не нужно. 

4) Принцип права на ошибку. 

Иногда на столе может появиться, что-то неуместное, уводящее от темы, несъедобное, это убираем без обвинений и недовольства, признавая  право на ошибку. 

5) Принцип "без заначек".

Не надо придерживать самое вкусное, ожидая, пока другие не станут открыто делиться своими "вкусняшками". 

          Если мы хотим, чтобы за нашим "длинным столом" возникли отношения взаимоуважения, желание сидеть за одним столом с теми, с кем приятно вместе есть и пить, чтобы было, чем угощать друг друга, чтобы можно было утолить голод по свежим идеям, новым достоверным фактам, интересным выводам, то будем стараться вести себя  за столом прилично. Приятного аппетита! 

 Что оставляет «яркий след»   о человеке в нашей памяти?  

    Недавно вышла автобиография Теодора Шанина, британского профессора, сумевшего создать в России вуз, называемый ныне «Шанинкой» и для многих российских гуманитариев и не только, ставший знаковой фигурой. Я написал об этом  короткий пост в ФБ и неожиданно для себя  получил много откликов и просмотров. Это уже не первая автобиография Шанина, а если сложить все интервью с ним, где он рассказывает о своей фантастической по событиям жизни, прибавить созданный Надеждой Пантюлиной музей Шанина в библиотеке Московской школы, то закономерен вопрос, в чем секрет такого внимания к судьбе человека, почему столько людей продолжают удерживать Теодора Шанина в поле своего внимания, если его автобиография привлекает внимание как тех, кто его знал, так и тех, кто о нем только слышал.

    Возможный ответ на этот вопрос,  неожиданно для меня нашелся в электричке Москва-Истра, на которой я часто ездил в Москву, работая в МИФИ. В силу профессиональной деформации (социология, психология, этнография) трудно  отключиться от привычки наблюдать за поведением людей в разных средах, автоматически замечая , как привычное, так и необычное. Кажется , питерский социолог Травин, называл это «невыключаемым наблюдением». Кстати сказать, в электричке это делать сегодня не сложно, т.к. 90 процентов либо погружены в свои гаджеты , либо мирно спят. За редким исключением,  никто  не перехватит вашего любопытствующего взгляда и не выразит свое отношение к этому.   Даже появление современных коробейников или офень, в редких случаях способно оторвать пассажиров от этих занятий.

    Однако, я обратил внимание, что в некоторых случаях, кто-то попадает в поле внимания их локаторов и сохраняет интерес к себе до ухода из поля зрения. Во -первых, это те, кто учиняет беспорядок или иное беспокойство, т.е. цепляет эмоционально. Например, перепалка «зайца» с контролерами или ссора между пассажирами по поводу и без, неадекватное поведение и т.п. Оказалось, что за ними продолжают наблюдать, а когда они покидают вагон, отрываются от смартфонов и смотрят вслед. Но мне повезло увидеть еще одну ситуацию, где повышенное  внимание было обращено на пассажира,  который уступил место в переполненном вагоне, стоявшей пожилой женщине с какой-то поклажей в руках. Это было сделано адресно, конкретно для нее молодым человеком, который встал со своего места у окна , где-то  за три ряда сидений от нее и позвал  сесть на его место и это явно был нее ее знакомый. На это, те кто это слышал и видел обратили внимание, но я заметил, что они время от времени посматривают в его сторону, что он делает, где стоит или уже сидит. Так же,  смог заметить, что некоторые пассажиры провожали его взглядом, когда он выходил из вагона,  через несколько остановок.

    Объяснил для себя это тем, что пассажиры, ставшие свидетелями эмоционально цепляющего события, прикидывали эту роль на себя, как бы оказавшись в этой ситуации. Оказалось неважным , какими эмоциями , позитивными или негативными были наполнены события, главное, что были связаны с чем-то важным для всех участников движения. 

    Вспомнил про это наблюдение, когда появилась новая книга о  Теодоре Шанине. Он ведь тоже многих цеплял эмоционально и интеллектуально, не случайно, автобиографическая книга Архангельского называется «Неудобный Теодор» и трудно сосчитать скольким коллегам и не только  помог в решении их проблем . Надеюсь, что ему вслед будут смотреть еще долго.  

Как сделать исследование интеллектуальным приключением?

 К вопросу о мотивации исследователя

    Многих коллег волнует вопрос о том, где у исследователя " батарейка", которая поддерживает интерес к теме исследования, к самому процессу поиска истины, защищает от эмоционального выгорания . Почему в одних случаях исследовательский интерес , с которым приступали к замыслу исследования пропадает, словно его и не было? Ни цели, ни задачи, ни смелые гипотезы больше не цепляют эмоционально и интеллектуально. Неизбежная в любой работе рутина становится невыносимой, самооценка падает, находятся множество аргументов, почему эта история бесперспективна и не нужно делать хорошо то, чего вообще не надо делать. А в других случаях, интерес и мотивация продолжать , несмотря на сложности и неудачи,  остаются на прежнем уровне  и даже возрастают. 

    Можно, конечно, сослаться на генетику или тип личности, на бессознательные импульсы , продиктованные базовыми потребностями. Безусловно, это многое объясняет, но не все. Например, мне довелось переживать оба этих состояния, хотя моя природная склонность к исследованиям, любопытство к социальному и проч., кажется, не менялись. Знания и навыки, да, помогают поддерживать мотивацию,  но они больше служили инструментами для решения задач, а желание или нежелание их использовать порождало что-то иное.

А что менялось? Менялся контекст исследований:  их цели, команды, условия и многие другие вещи, которые казались не значимыми, а потом , сыгравшие ключевую роль в успехе или неудаче всего проекта. 

    За четыре десятка лет полевых междисциплинарных  исследований по широкому кругу проблем от академических до прикладных, заметил определенную закономерность ,  определяющую устойчивость или утрату интереса, которая в большей мере зависит от ряда внешних условий:

    

    1) как бы тема исследования, первоначально, казалось привлекательной или, наоборот, решающим фактором является качество  КИВа и дебютных гипотез, отвечающих на вопросы, что и зачем это изучаем, что предполагаем получить в результате и как его будут использовать, т.е. тщательность подготовки к полю.

      

    2) способность к коррекции первоначального замысла в поле и появление дополнительных мотивов продолжать под влиянием самого  исследования.

    На изменчивости мотивации, хочется остановиться поподробнее.

Обычно, в плане мотивации выстраивают триаду: миссия -хобби - деньги. Дескать, если осознаётся важность проекта, т.е. его цели больше самого исследователя, то это рождает неуемную энергию. Если сам процесс приносит удовольствие, воспринимается любимым увлечением, то исследование похоже на игру в квест,  а от игры долго не устаешь. Работа за деньги - известный мотиватор и зависит от уровня притязаний. Есть советы упорно искать микс или , наоборот, заранее определить для себя что-то одно из этих мотиваторов,  т.к. найти сочетание миссии, хобби и денег - это редкая удача. 

    В моей исследовательской практике , кажется были все эти способы, но как ни странно, успех и неудачи случались по причинам, которые упоминают альпинисты, покорившие заоблачные вершины. Например, такой "снежный барс" Сергей Ефимов в интервью назвал три фактора успешного восхождения и, что важно, возвращения. С одной стороны, это сверхзадача , питающая сверхэнергию, с другой, это необъяснимая тяга взобраться на вершину, просто так, потому, что она есть и дальнейшая жизнь не будет полноценной, если это не сделать.  А вот, если плохо подготовился к маршруту или альпинизм это способ доказать другим или самому себе свою "крутизну", уйти от проблем, победить свои комплексы, то риск неудачи очень возрастает. 

    Действительно,  важность результата исследования для решения проблемы, которая выходит за границы личных интересов может подзаряжать " батарейку" интереса исследователя. Но здесь надо быть в этом очень убежденным. А это не так просто, как кажется и нуждается в постоянном подкреплении. Похоже на то, как топить печь спичками. Разжечь огонь можно, а согреться нет, нужны дрова. 

    Особенно , это относится к поддержке интереса к исследованию , к восприятию его как интеллектуального приключения.  Это все зависит от тщательности  подготовки исследования до выхода в поле и от того, что происходит в поле и после него. 

    А вот с желанием, что-то кому-то доказать или убежать от проблем, спрятав голову в работу, сложнее и зависит от длительности проекта. потому что эти установки могут меняться. можно предположить, что само погружение в исследование влияет на первоначальную мотивацию. Если по ходу исследования удается найти по настоящему интересное, необычное, неожиданное, которое переворачивает представления о предмете исследования, появляются новые идеи, которые хочется проверить, то интерес понять, с чем имеем дело, как это устроено возрастает, хотя первоначально были другие соображения. 

    Понятно, что рутинная работа или т.н. "коробочные решения" приводят к потере нематериального интереса исследователя к проекту и сегодня  эту часть работы надеются переложить на ИИ, который даст возможность больше времени уделить творчеству. Однако, мало вероятно, что сложные и нестандартные задачи ИИ научится решать также, как там, где есть отработанные и относительно простые  алгоритмы решений.  Во-вторых, креативность мышления не связана напрямую от того, освобожден исследователь от рутины или нет. Можно, конечно, зарядить машину писать стихи, повести или отчеты по исследованию, но не всегда результат будет соответствовать ожиданиям. Поэтому стоит, как мне кажется, обратить внимание на те два условия сохранения интереса от "снежных барсов" и нашего опыта.

 

10 признаков междисциплинарной экспедиции : как увидеть слона целиком?

    Большинство экспедиций,  в которых довелось участвовать с конца 80-х прошлого века назывались междисциплинарными. Практически в каждой из них наступал момент, когда кто то из их участников многозначительно и назидательно напоминал притчу о слоне и мудрецах,  разглядывающих этого слона  через свою отдельную дыру в занавесе, который его скрывал. Увиденные и не связанные друг с другом  фрагменты его тела не давали увидеть слона целиком, что приводило в к ложному представлению об этом животном. 

    Обычно это происходило в финале экспедиции, когда можно было услышать от ее участников, что у нас есть экономический, социологический, психологический, юридический , географический, архитектурный  взгляд на город, но мы  и не поняли, что этот город делает городом со всем своим своеобразием, отличающим его от других городов.  

    Иными словами, есть взгляды на город экономистов, социологов, урбанистов, антропологов, но нет целостного представления о том, что же он из себя представляет целиком для решения задач по его устойчивоve развитию. Например, есть отчет, где перечислены экономические и социальные факторы, влияющие на отток молодежи, но рекомендации словно написаны под копирку. Обязательно развитие туризма, производство натуральных продуктов и ремесленных поделок. Но обоснования, что именно эти активности повлияют на миграционные процессы носят общий характер.  

    Ключевым вопросом, который для меня до сих пор  остается открытым, является понимание , что же повышает междисциплинарность в мультидисциплинарных экспедициях.

     Некоторая подвижка в этой теме произошла у меня во время работы в МИФИ, где я увидел, как работают специалисты в биофизических проектах в области ядерной и лазерной медицины. Знакомство с тем, как ставится общая для всех задача, почему важны горизонтальные связи между участниками проекта, как достигается координация их действий, заставило пересмотреть и систематизировать свои представления о том, что может помочь сделать экспедицию действительно  междисциплинарной. 

Получилось 10 признаков, которые, мне кажется, можно считать основными. Хотя их может быть и больше или,  наоборот, можно из них выделить самые важные. 

 10 признаков междисциплинарности экспедиции

 

1    1. Цели и задачи экспедиции, требующие   междисциплинарного подхода и обоснованием почему именно эти дисциплины привлекаются.  Однако,  дело не сколько в формулировках , а в том кто разрабатывал программу план экспедиции. Участвовали ли в этом совместно  все дисциплины, включенные в исследование. Какую общую для всех задачу  они решают?   Совместная разработка программы исследования делает хороший старт для превращения  рабочую группу полипрофессионалов в междисцициплинарную команду. 

 2.    Междисциплинарный состав рабочей группы адекватен  поставленной цели. Междисциплинарный подход не всегда необходим для решения поставленных задач. 3

3. Руководитель или заказчик, обладает  навыками междисциплинарного подхода (умеет работать с разнообразными данными и специалистами разного профиля).

4. На каком этапе экспедиции  подключаются  разнопрофильные специалисты. Как решается вопрос  «спутниковых и подспутниковых" исследований.

5. Необходимое и достаточное время  на  все этапы экспедиции.  До поля в поле и после поля. Опыт показывает, что для междисциплинарного исследования, кроме времени, затраченном на разработку программы и плана экспедиции, нужно время для нахождения общего языка ее участниками, представляющие разные дисциплины.

6. Достаточное количество  встреч группы для передачи личностного (неявного) знания по Поллани, по рабочим и нерабочим поводам. Критическая масса этих встреч дает возможность сформировать горизонтальные связи для того, получить представление о способе мышления экономиста, юриста, социолога, психолога и т.д., а также для координации действий членов экспедиции. Здесь важны традиции и ритуалы этих встреч. 

Перефразируя известное высказывания военных стратегов, ни один план экспедиции не выдерживал первого столкновение с полем. Поэтому коррекция планов неизбежна и важно, чтобы в этой  коррекции участвовали все дисциплины включенные в проект. 

7. Найдено ли  поле междисциплинарных  парадоксов, когда очевидно, что данную задачу в рамках данной дисциплины решить нельзя.  Это "поле" проявляется в количестве и качестве вопросов специалистов разного профиля  друг к другу. 

8.   Уважение к экспертным знаниям и умениям между участниками экспедиции.  Принцип равноправия  относительно всех участников экспедиции.  Выделение ведущих и вспомогательных специалистов делает проект мультидисциплинарным.

9. Как  выглядит отчет, какие там разделы, каким образом произойдет синтез первичной информации из разных источников, чтобы он выглядел, как междисциплинарный, а не сборником статей разных специалистов на данную тему. 

1010.  Есть ли в экспедиции инструмент, который можно назвать междисциплинарным, т.е. сложно сказать к какой дисциплине его можно отнести.  Например, "бюджетное интервью". Методика представляет собой классический бюджет семьи, где каждый раздел снабжен вопросами, уточняющих источники доходов и причины расходов, скрытый смысл экономического поведения домохозяйства. Часто  он  выглядит громоздко и неуклюже . Это , как правило, дань необходимому компромиссу,  обусловленному особенностями задачи.  

 К вопросу о "снежном коме"

Выборка в качественном исследовании чаще всего ассоциируется с "снежным комом". Это способ поиска подходящих для целей и задач исследования респондентов (информантов) с помощью бесхитростного  вопроса: "К кому еще вы бы посоветовали обратиться по данной теме (вопросу, ситуации и проч)?"  От рекомендуемого респондента следует переход к следующему и так до момента, когда ответы начинают повторяться, т.е. достигается "насыщенность" и "снежный ком" останавливает свое движение. 

Но вот наткнулся на интересную фразу о том, что для того, чтобы слепить снежный ком надо начать со снежка, но главное в этом деле, чтобы он был плотным. Действительно, от того, кто будет вашим первым проводником к последующему набору респондентов зависит качество, а иногда и количество выборки.  Возникает вопрос, а что делает первый снежок плотным? И так ли на самом деле в качественной выборке все зависит от первого "снежка"? Может быть, самый полезный собеседник ждет исследователя, когда снежный ком уже набрал вес и объем? Наверно, здесь нет однозначного ответа, но все же, как показывает опыт, от первого "снежка" зависит многое. Поэтому  так важно определить его "плотность", если под этим понимать экспертность в данной теме или его типичность, как носителя изучаемой практики.   А это в свою очередь зависит от степени готовности исследователя к полю, т.е. с какими знаниями по теме исследования, с какими ключевыми вопросами он в него заходит. Получается, что первый снежок это продукт предварительной подготовки к полю в отношении замысла исследования, его целей и задач, а так же подготовки самого исследователя, его профессиональных навыков и опыта. Иначе снежный ком становиться "рыхлым", скатанным по принципу, "кто попался" или "кого дали для интервью". Видимо и результаты исследования тоже могут стать "рыхлыми". 

Психическое здоровье модератора фокус-групп и интерьеров в трудных полях. К дискуссии на Грушинской конференции 2023.

 Надо отдать должное организаторам нынешней Грушинской конференции за инициативу провести секцию о психическом здоровье модераторов ФГ и интервьюеров, чьи поля связаны с актуальными социально-политическими темами, а респонденты эмоционально и физически погружены в них. 

Самое интересное для меня на этой секции было то, что её участникам удалось  выйти за рамки привычного для этой темы обсуждения проблем профессионального выгорания и эмоционального истощения полевиков, а обменяться опытом , как провести в этих условиях социологическое исследование, не свалившись в психотерапевтическую сессию, что является одной из причин подрыва психического здоровья модератора/интервьюера. Потому что отстранённо и беспристрастно  изучать людей, находящихся в трудной жизненной ситуации и не испытывать желание чём-то им помочь здесь и сейчас мало кому удаётся. С другой стороны, полевая работа социолога все же отличается по степени погружения в индивидуальные проблемы респондентов от работы медиков с больными ,  социальных работниковии с подопечными или психологов со своими клиентами. Для этих помогающих профессий уже разработано довольно много программ профилактики и реабилитации "усталости от сострадания" по меткому определения этого явления Маслач. Нужно ли для социологов разрабатывать такие программы, на первый взгляд, вопрос риторический. Обязательно, ведь и у нас работа связана с тесным контактом с людьми!  

Конечно, в программа секции не обошлась без  докладов о профилактике и реабилитации психического здоровья,  я тоже делился опытом, приобретённым в госпиталях, реабилитац. центрах и лагерях беженцев во времена  чеченской кампании, было  выступление профессионального психолога и   коуча с практическими советами по сохранению психического здоровья, но это не стало красной нитью секции. Не хочу здесь об этом говорить, надеюсь, желающие смогут познакомиться с презентациями этих докладов на сайте организаторов конференции. 

Но вот ,  на что бы хотелось обратить внимание. Много лет я участвовал и сам проводил "тренинги по профилактике проф. выгорания", но только в единичных случаях видел, что кто-то из полевиков использовал эти рекомендации и полезные лайфхаки.  Как правило, лечились "народными средствами" или обращались за помощью к профессиональным психологам. 

Возникает вопрос, а почему так происходит? 

Конечно, можно сказать, что проблемы собственного психического здоровья обсуждают с коллегами  крайне не охотно, а  вне своего профессионального круга, практически никогда.  И, если мы будем открыто обсуждать свое ментальное здоровье, рефлексировать по поводу причин , связанных с рабочими ситуациями, которые его подрывают и использовать советы психологов, то научимся "гореть не сгорая", а если случилось "сгореть на работе", то значит полевик пренебрег полезными советами и не заботился о себе. 

Мне показалось, что участники этой секции попытались подойти к ответу на это вопрос со стороны , как я бы назвал "психогигиенических технологий  " в полевом социологическом исследовании. Именно отличие глубинного интервью и ФГ в социологии от клинического интервью или групповых психотерапевтических и психологический сессий, позволяет нащупать подход к решению этой задачи. 

Например, в ответ на выступление о необходимости гибкого стиля модератора в зависимости от состава участников ФГ с классификацией типов этих стилей (строгая учительница, свой парень и проч.) , позвучал аргумент, что стиль модератора подобен его характеру, его трудно изменить, наоборот, надо его совершенствовать, устраняя негативные элементы. 

То же и относиться к вопросу о якобы обязательности  использования  шуток и юмора для снятия эмоционального напряжения участников ФГ. Понятно, что шутки бывают неуместны или  могут быть не поняты, что называются "не заходят", что использование заготовок в виде анекдотов и т.п. не всегда приводят к желаемому эффекту, что лучше действовать по обстановке. 

Но, если посмотреть на этот вопрос из перспективы темы секции, то попытки работать с группой в  несвойственном модератору стиле, будет сопряжено с его дискомфортом и ощущением у участников ФГ  не естественности поведения модератора, особенно, когда он пытается менять, стили в процессе работы, подстраиваясь под группу. То же и с юмором. Наверно, в основе лежит наличие развитого чувства юмора у модератора, которое позволит ему шутить, что называется,  к месту. 

В ходе обсуждения выступлений был интересный поворот о роли эмпатии, которая может сыграть негативную роль в сохранении необходимой дистанции между интервьюером и респондентом,  превращая исследовательскую процедуру в непрофессиональную психологическую помощь.  

У меня создалось впечатление, что задачи сохранности психического здоровья полевиков участники секции предпочитают решать не через психологические практики, а через организацию самой полевой работы, совершенствованием технологии самого исследовательского процесса. Например, это использование в сложных полях тандемного интервью или включением в состав рабочей группы психолога, который после модератора  занимается психотерапией с участниками  исследования, если тема носит сенситивный характер.

В связи с напряженностью и опасением модераторов  и интервьюеров допустить в ходе работы свои суждения, реплики и прочие высказывания, попадающие под административную или уголовную ответственность, был упомянут метод Сократа, который, как известно, в ходе дискуссии ограничивался вопросами, никаких умозаключений не предъявлял,  а выводы делали те, кому они адресовались. И здесь важную роль играют записи ФГ, т.к. известно, что Сократ плохо кончил из-за своих вопросов. Но, если бы велись записи его бесед, то, возможно, он был бы оправдан. 

К сожалению, не хватило времени обсудить вопрос о возможностях и ограничениях использования метода ФГ. Для ряда тем и особенностей целевой аудитории более целесообразно вместо них проводить индивидуальную работу. 

И, наконец, говоря о работе в трудных полях, где невозможно требовать от рекрутинга выполнения всех условий для отбора участников, а сам процесс сбора данных нуждается в постоянной корректировке вопросников, а возможно и всей программы исследования, логично отказаться от услуг модераторов и наемных интервьюеров, а проводить исследования силами самих исследователей. Но, как это сделать на практике, непонятно. В этих случаях подготовка модератов и интервьюеров к исследованию  включает их участие в создание инструментария исследования, а возможно, программы с целью достичь их понимания не только для чего задаются вопросы, но и что потом будут делать с ответами.  

В целом, мне кажется, была затронута суть вопроса о психическом здоровье модеоаторов и интервьюеров, где был подвергнут сомнению тренд на междисциплинарность и сугубо психологический подход к его защите. Акцент на организацию полевой работы, на продуманный подбор инструментария исследования, на селекцию тем , пригодных для данных методов и т.д. , позволит, на мой взгляд, исправить перекос в этой сложной проблеме в сторону психологизации задачи, забывая о роли институтов, которые эти проблемы создают или не создают, 

  

UX-исследования и 8-ми оконная выборка для глубинных интервью

 

    Наиболее распространенное определение качественных UX-исследований клиентского опыта утверждает, что они  предназначены для поиска  инсайтов, помогающих понять потребности пользователя, его мотивы, а также его проблемы в использовании продукта. Результатом исследования являются ответы объясняющие потребительское поведение. Ключевыми вопросами являются «Что происходит?», «Как конкретно?», Зачем?»,  «Почему?». Вопросы «Как часто?» и «Сколько?» задаются в количественных исследованиях, которые могут проводиться как после качественных, так и до них.

    На первый взгляд,  программа таких исследований мало чем отличается от штатной программы традиционного полевого социологического исследования качественными методами. Это последовательность  определенных действий:  1) проблематизация предмета исследования – «что изучаем и зачем это надо?»; 2) формулирование целей и задач –«какие данные надо получить и что с ними потом делать?»; 3)формирование выборки исследования –«кто нам может ответить на наши исследовательские вопросы?»; 4) выбор метода исследования – «как узнать?» (составление вопросника, гида или гайда интервью, в продуктовых исследованиях его называют брифом -неким планом беседы); 5) анализ первичных данных – «что удалось узнать и понять?»; 6) упаковка результата в форму отчета, презентации, аналитической справки – «как донести результаты до заказчика?»

    Глубинное интервью в UX-исследовании проводится по тем же правилам, что в традиционных исследованиях. Да и сложно что-либо поменять по существу, т.к. основа этого метода везде одна – клиническое интервью К. Роджерса.

    Но все же в дизайне этого типа исследования есть одно существенное отличие. В наших полевых исследованиях мы часто используем 8-ми оконную модель выборки для исследовательского интервью, которая позволяет нам приблизительно рассчитать сколько нам понадобиться респондентов и кто конкретно нам нужен, чтобы не попасть в ловушку «ложного снежного кома». По сути, это логическая схема целенаправленной квотной выборки для глубинных интервью.

    На первом этапе формирования этой выборки мы конструируем портрет типичного носителя практики, например, практики потребления данного продукта. Отталкиваясь от его характеристик, мы моделируем еще три типа  респондентов – нетипичных, специфических и экспертов.  Вместе с типичным респондентом мы получаем  возможность более разнообразного, достоверного и объемного представления о практике пользователя, мотивов поведения и факторов, влияющих на его изменение.

    В UX-исследованиях эта процедура связана не с выборкой, а анализом результатов исследования и называется «рersona».  Это  — «описание вымышленного человека, пользователя продукта: имя, пол, возраст, локация, экспертность в области твоего продукта, контекст взаимодействия с ним, цели и фрустрации во время выполнения задач.  Персона помогает сформировать одинаковый портрет конечного пользователя у всей продуктовой команды, правильно расставить приоритеты и фильтровать дизайн-решения» (Product designer в Prequel Никита Шишкин)

    В социологических исследованиях с использование 8-ми оконной модели выборки «одинаковый портрет конечного пользователя» формируется в сравнении полученных полевых данных о характеристиках типичного носителя практики с тем его «портретом», который первоначально был заложен в модель выборки рабочей группой исследовтелей.

    Таким образом, мы отрабатываем схему анализа данных на этапе разработки дизайна исследования, что экономит нам время и повышает качество анализа первичных данных после выхода из поля. Это происходит за счет того, что типичный носитель практики изначально рассматривается как ее субъект, а не объект для управления поведением. Что-то похожее можно увидеть в аналитических инструментах UX-исследований. Например,  « карта пути пользователя (Customer Journey Map (CJM) или «история пользователя» (User Story), где из перспективы восприятия пользователя подробно описывается его потребительское поведение подобно тому , как это делается в этнографическом исследовании. 

    Надо думать, что такие пересечения в методическом арсенале разных типов исследований закономерны, что заставляет задуматься о содержании базовой подготовки исследователей в сфере изучения поведения социальных групп и сообществ.