Что оставляет «яркий след»   о человеке в нашей памяти?  

    Недавно вышла автобиография Теодора Шанина, британского профессора, сумевшего создать в России вуз, называемый ныне «Шанинкой» и для многих российских гуманитариев и не только, ставший знаковой фигурой. Я написал об этом  короткий пост в ФБ и неожиданно для себя  получил много откликов и просмотров. Это уже не первая автобиография Шанина, а если сложить все интервью с ним, где он рассказывает о своей фантастической по событиям жизни, прибавить созданный Надеждой Пантюлиной музей Шанина в библиотеке Московской школы, то закономерен вопрос, в чем секрет такого внимания к судьбе человека, почему столько людей продолжают удерживать Теодора Шанина в поле своего внимания, если его автобиография привлекает внимание как тех, кто его знал, так и тех, кто о нем только слышал.

    Возможный ответ на этот вопрос,  неожиданно для меня нашелся в электричке Москва-Истра, на которой я часто ездил в Москву, работая в МИФИ. В силу профессиональной деформации (социология, психология, этнография) трудно  отключиться от привычки наблюдать за поведением людей в разных средах, автоматически замечая , как привычное, так и необычное. Кажется , питерский социолог Травин, называл это «невыключаемым наблюдением». Кстати сказать, в электричке это делать сегодня не сложно, т.к. 90 процентов либо погружены в свои гаджеты , либо мирно спят. За редким исключением,  никто  не перехватит вашего любопытствующего взгляда и не выразит свое отношение к этому.   Даже появление современных коробейников или офень, в редких случаях способно оторвать пассажиров от этих занятий.

    Однако, я обратил внимание, что в некоторых случаях, кто-то попадает в поле внимания их локаторов и сохраняет интерес к себе до ухода из поля зрения. Во -первых, это те, кто учиняет беспорядок или иное беспокойство, т.е. цепляет эмоционально. Например, перепалка «зайца» с контролерами или ссора между пассажирами по поводу и без, неадекватное поведение и т.п. Оказалось, что за ними продолжают наблюдать, а когда они покидают вагон, отрываются от смартфонов и смотрят вслед. Но мне повезло увидеть еще одну ситуацию, где повышенное  внимание было обращено на пассажира,  который уступил место в переполненном вагоне, стоявшей пожилой женщине с какой-то поклажей в руках. Это было сделано адресно, конкретно для нее молодым человеком, который встал со своего места у окна , где-то  за три ряда сидений от нее и позвал  сесть на его место и это явно был нее ее знакомый. На это, те кто это слышал и видел обратили внимание, но я заметил, что они время от времени посматривают в его сторону, что он делает, где стоит или уже сидит. Так же,  смог заметить, что некоторые пассажиры провожали его взглядом, когда он выходил из вагона,  через несколько остановок.

    Объяснил для себя это тем, что пассажиры, ставшие свидетелями эмоционально цепляющего события, прикидывали эту роль на себя, как бы оказавшись в этой ситуации. Оказалось неважным , какими эмоциями , позитивными или негативными были наполнены события, главное, что были связаны с чем-то важным для всех участников движения. 

    Вспомнил про это наблюдение, когда появилась новая книга о  Теодоре Шанине. Он ведь тоже многих цеплял эмоционально и интеллектуально, не случайно, автобиографическая книга Архангельского называется «Неудобный Теодор» и трудно сосчитать скольким коллегам и не только  помог в решении их проблем . Надеюсь, что ему вслед будут смотреть еще долго.  

Как сделать исследование интеллектуальным приключением?

 К вопросу о мотивации исследователя

    Многих коллег волнует вопрос о том, где у исследователя " батарейка", которая поддерживает интерес к теме исследования, к самому процессу поиска истины, защищает от эмоционального выгорания . Почему в одних случаях исследовательский интерес , с которым приступали к замыслу исследования пропадает, словно его и не было? Ни цели, ни задачи, ни смелые гипотезы больше не цепляют эмоционально и интеллектуально. Неизбежная в любой работе рутина становится невыносимой, самооценка падает, находятся множество аргументов, почему эта история бесперспективна и не нужно делать хорошо то, чего вообще не надо делать. А в других случаях, интерес и мотивация продолжать , несмотря на сложности и неудачи,  остаются на прежнем уровне  и даже возрастают. 

    Можно, конечно, сослаться на генетику или тип личности, на бессознательные импульсы , продиктованные базовыми потребностями. Безусловно, это многое объясняет, но не все. Например, мне довелось переживать оба этих состояния, хотя моя природная склонность к исследованиям, любопытство к социальному и проч., кажется, не менялись. Знания и навыки, да, помогают поддерживать мотивацию,  но они больше служили инструментами для решения задач, а желание или нежелание их использовать порождало что-то иное.

А что менялось? Менялся контекст исследований:  их цели, команды, условия и многие другие вещи, которые казались не значимыми, а потом , сыгравшие ключевую роль в успехе или неудаче всего проекта. 

    За четыре десятка лет полевых междисциплинарных  исследований по широкому кругу проблем от академических до прикладных, заметил определенную закономерность ,  определяющую устойчивость или утрату интереса, которая в большей мере зависит от ряда внешних условий:

    

    1) как бы тема исследования, первоначально, казалось привлекательной или, наоборот, решающим фактором является качество  КИВа и дебютных гипотез, отвечающих на вопросы, что и зачем это изучаем, что предполагаем получить в результате и как его будут использовать, т.е. тщательность подготовки к полю.

      

    2) способность к коррекции первоначального замысла в поле и появление дополнительных мотивов продолжать под влиянием самого  исследования.

    На изменчивости мотивации, хочется остановиться поподробнее.

Обычно, в плане мотивации выстраивают триаду: миссия -хобби - деньги. Дескать, если осознаётся важность проекта, т.е. его цели больше самого исследователя, то это рождает неуемную энергию. Если сам процесс приносит удовольствие, воспринимается любимым увлечением, то исследование похоже на игру в квест,  а от игры долго не устаешь. Работа за деньги - известный мотиватор и зависит от уровня притязаний. Есть советы упорно искать микс или , наоборот, заранее определить для себя что-то одно из этих мотиваторов,  т.к. найти сочетание миссии, хобби и денег - это редкая удача. 

    В моей исследовательской практике , кажется были все эти способы, но как ни странно, успех и неудачи случались по причинам, которые упоминают альпинисты, покорившие заоблачные вершины. Например, такой "снежный барс" Сергей Ефимов в интервью назвал три фактора успешного восхождения и, что важно, возвращения. С одной стороны, это сверхзадача , питающая сверхэнергию, с другой, это необъяснимая тяга взобраться на вершину, просто так, потому, что она есть и дальнейшая жизнь не будет полноценной, если это не сделать.  А вот, если плохо подготовился к маршруту или альпинизм это способ доказать другим или самому себе свою "крутизну", уйти от проблем, победить свои комплексы, то риск неудачи очень возрастает. 

    Действительно,  важность результата исследования для решения проблемы, которая выходит за границы личных интересов может подзаряжать " батарейку" интереса исследователя. Но здесь надо быть в этом очень убежденным. А это не так просто, как кажется и нуждается в постоянном подкреплении. Похоже на то, как топить печь спичками. Разжечь огонь можно, а согреться нет, нужны дрова. 

    Особенно , это относится к поддержке интереса к исследованию , к восприятию его как интеллектуального приключения.  Это все зависит от тщательности  подготовки исследования до выхода в поле и от того, что происходит в поле и после него. 

    А вот с желанием, что-то кому-то доказать или убежать от проблем, спрятав голову в работу, сложнее и зависит от длительности проекта. потому что эти установки могут меняться. можно предположить, что само погружение в исследование влияет на первоначальную мотивацию. Если по ходу исследования удается найти по настоящему интересное, необычное, неожиданное, которое переворачивает представления о предмете исследования, появляются новые идеи, которые хочется проверить, то интерес понять, с чем имеем дело, как это устроено возрастает, хотя первоначально были другие соображения. 

    Понятно, что рутинная работа или т.н. "коробочные решения" приводят к потере нематериального интереса исследователя к проекту и сегодня  эту часть работы надеются переложить на ИИ, который даст возможность больше времени уделить творчеству. Однако, мало вероятно, что сложные и нестандартные задачи ИИ научится решать также, как там, где есть отработанные и относительно простые  алгоритмы решений.  Во-вторых, креативность мышления не связана напрямую от того, освобожден исследователь от рутины или нет. Можно, конечно, зарядить машину писать стихи, повести или отчеты по исследованию, но не всегда результат будет соответствовать ожиданиям. Поэтому стоит, как мне кажется, обратить внимание на те два условия сохранения интереса от "снежных барсов" и нашего опыта.

 

10 признаков междисциплинарной экспедиции : как увидеть слона целиком?

    Большинство экспедиций,  в которых довелось участвовать с конца 80-х прошлого века назывались междисциплинарными. Практически в каждой из них наступал момент, когда кто то из их участников многозначительно и назидательно напоминал притчу о слоне и мудрецах,  разглядывающих этого слона  через свою отдельную дыру в занавесе, который его скрывал. Увиденные и не связанные друг с другом  фрагменты его тела не давали увидеть слона целиком, что приводило в к ложному представлению об этом животном. 

    Обычно это происходило в финале экспедиции, когда можно было услышать от ее участников, что у нас есть экономический, социологический, психологический, юридический , географический, архитектурный  взгляд на город, но мы  и не поняли, что этот город делает городом со всем своим своеобразием, отличающим его от других городов.  

    Иными словами, есть взгляды на город экономистов, социологов, урбанистов, антропологов, но нет целостного представления о том, что же он из себя представляет целиком для решения задач по его устойчивоve развитию. Например, есть отчет, где перечислены экономические и социальные факторы, влияющие на отток молодежи, но рекомендации словно написаны под копирку. Обязательно развитие туризма, производство натуральных продуктов и ремесленных поделок. Но обоснования, что именно эти активности повлияют на миграционные процессы носят общий характер.  

    Ключевым вопросом, который для меня до сих пор  остается открытым, является понимание , что же повышает междисциплинарность в мультидисциплинарных экспедициях.

     Некоторая подвижка в этой теме произошла у меня во время работы в МИФИ, где я увидел, как работают специалисты в биофизических проектах в области ядерной и лазерной медицины. Знакомство с тем, как ставится общая для всех задача, почему важны горизонтальные связи между участниками проекта, как достигается координация их действий, заставило пересмотреть и систематизировать свои представления о том, что может помочь сделать экспедицию действительно  междисциплинарной. 

Получилось 10 признаков, которые, мне кажется, можно считать основными. Хотя их может быть и больше или,  наоборот, можно из них выделить самые важные. 

 10 признаков междисциплинарности экспедиции

 

1    1. Цели и задачи экспедиции, требующие   междисциплинарного подхода и обоснованием почему именно эти дисциплины привлекаются.  Однако,  дело не сколько в формулировках , а в том кто разрабатывал программу план экспедиции. Участвовали ли в этом совместно  все дисциплины, включенные в исследование. Какую общую для всех задачу  они решают?   Совместная разработка программы исследования делает хороший старт для превращения  рабочую группу полипрофессионалов в междисцициплинарную команду. 

 2.    Междисциплинарный состав рабочей группы адекватен  поставленной цели. Междисциплинарный подход не всегда необходим для решения поставленных задач. 3

3. Руководитель или заказчик, обладает  навыками междисциплинарного подхода (умеет работать с разнообразными данными и специалистами разного профиля).

4. На каком этапе экспедиции  подключаются  разнопрофильные специалисты. Как решается вопрос  «спутниковых и подспутниковых" исследований.

5. Необходимое и достаточное время  на  все этапы экспедиции.  До поля в поле и после поля. Опыт показывает, что для междисциплинарного исследования, кроме времени, затраченном на разработку программы и плана экспедиции, нужно время для нахождения общего языка ее участниками, представляющие разные дисциплины.

6. Достаточное количество  встреч группы для передачи личностного (неявного) знания по Поллани, по рабочим и нерабочим поводам. Критическая масса этих встреч дает возможность сформировать горизонтальные связи для того, получить представление о способе мышления экономиста, юриста, социолога, психолога и т.д., а также для координации действий членов экспедиции. Здесь важны традиции и ритуалы этих встреч. 

Перефразируя известное высказывания военных стратегов, ни один план экспедиции не выдерживал первого столкновение с полем. Поэтому коррекция планов неизбежна и важно, чтобы в этой  коррекции участвовали все дисциплины включенные в проект. 

7. Найдено ли  поле междисциплинарных  парадоксов, когда очевидно, что данную задачу в рамках данной дисциплины решить нельзя.  Это "поле" проявляется в количестве и качестве вопросов специалистов разного профиля  друг к другу. 

8.   Уважение к экспертным знаниям и умениям между участниками экспедиции.  Принцип равноправия  относительно всех участников экспедиции.  Выделение ведущих и вспомогательных специалистов делает проект мультидисциплинарным.

9. Как  выглядит отчет, какие там разделы, каким образом произойдет синтез первичной информации из разных источников, чтобы он выглядел, как междисциплинарный, а не сборником статей разных специалистов на данную тему. 

1010.  Есть ли в экспедиции инструмент, который можно назвать междисциплинарным, т.е. сложно сказать к какой дисциплине его можно отнести.  Например, "бюджетное интервью". Методика представляет собой классический бюджет семьи, где каждый раздел снабжен вопросами, уточняющих источники доходов и причины расходов, скрытый смысл экономического поведения домохозяйства. Часто  он  выглядит громоздко и неуклюже . Это , как правило, дань необходимому компромиссу,  обусловленному особенностями задачи.  

 К вопросу о "снежном коме"

Выборка в качественном исследовании чаще всего ассоциируется с "снежным комом". Это способ поиска подходящих для целей и задач исследования респондентов (информантов) с помощью бесхитростного  вопроса: "К кому еще вы бы посоветовали обратиться по данной теме (вопросу, ситуации и проч)?"  От рекомендуемого респондента следует переход к следующему и так до момента, когда ответы начинают повторяться, т.е. достигается "насыщенность" и "снежный ком" останавливает свое движение. 

Но вот наткнулся на интересную фразу о том, что для того, чтобы слепить снежный ком надо начать со снежка, но главное в этом деле, чтобы он был плотным. Действительно, от того, кто будет вашим первым проводником к последующему набору респондентов зависит качество, а иногда и количество выборки.  Возникает вопрос, а что делает первый снежок плотным? И так ли на самом деле в качественной выборке все зависит от первого "снежка"? Может быть, самый полезный собеседник ждет исследователя, когда снежный ком уже набрал вес и объем? Наверно, здесь нет однозначного ответа, но все же, как показывает опыт, от первого "снежка" зависит многое. Поэтому  так важно определить его "плотность", если под этим понимать экспертность в данной теме или его типичность, как носителя изучаемой практики.   А это в свою очередь зависит от степени готовности исследователя к полю, т.е. с какими знаниями по теме исследования, с какими ключевыми вопросами он в него заходит. Получается, что первый снежок это продукт предварительной подготовки к полю в отношении замысла исследования, его целей и задач, а так же подготовки самого исследователя, его профессиональных навыков и опыта. Иначе снежный ком становиться "рыхлым", скатанным по принципу, "кто попался" или "кого дали для интервью". Видимо и результаты исследования тоже могут стать "рыхлыми". 

Психическое здоровье модератора фокус-групп и интерьеров в трудных полях. К дискуссии на Грушинской конференции 2023.

 Надо отдать должное организаторам нынешней Грушинской конференции за инициативу провести секцию о психическом здоровье модераторов ФГ и интервьюеров, чьи поля связаны с актуальными социально-политическими темами, а респонденты эмоционально и физически погружены в них. 

Самое интересное для меня на этой секции было то, что её участникам удалось  выйти за рамки привычного для этой темы обсуждения проблем профессионального выгорания и эмоционального истощения полевиков, а обменяться опытом , как провести в этих условиях социологическое исследование, не свалившись в психотерапевтическую сессию, что является одной из причин подрыва психического здоровья модератора/интервьюера. Потому что отстранённо и беспристрастно  изучать людей, находящихся в трудной жизненной ситуации и не испытывать желание чём-то им помочь здесь и сейчас мало кому удаётся. С другой стороны, полевая работа социолога все же отличается по степени погружения в индивидуальные проблемы респондентов от работы медиков с больными ,  социальных работниковии с подопечными или психологов со своими клиентами. Для этих помогающих профессий уже разработано довольно много программ профилактики и реабилитации "усталости от сострадания" по меткому определения этого явления Маслач. Нужно ли для социологов разрабатывать такие программы, на первый взгляд, вопрос риторический. Обязательно, ведь и у нас работа связана с тесным контактом с людьми!  

Конечно, в программа секции не обошлась без  докладов о профилактике и реабилитации психического здоровья,  я тоже делился опытом, приобретённым в госпиталях, реабилитац. центрах и лагерях беженцев во времена  чеченской кампании, было  выступление профессионального психолога и   коуча с практическими советами по сохранению психического здоровья, но это не стало красной нитью секции. Не хочу здесь об этом говорить, надеюсь, желающие смогут познакомиться с презентациями этих докладов на сайте организаторов конференции. 

Но вот ,  на что бы хотелось обратить внимание. Много лет я участвовал и сам проводил "тренинги по профилактике проф. выгорания", но только в единичных случаях видел, что кто-то из полевиков использовал эти рекомендации и полезные лайфхаки.  Как правило, лечились "народными средствами" или обращались за помощью к профессиональным психологам. 

Возникает вопрос, а почему так происходит? 

Конечно, можно сказать, что проблемы собственного психического здоровья обсуждают с коллегами  крайне не охотно, а  вне своего профессионального круга, практически никогда.  И, если мы будем открыто обсуждать свое ментальное здоровье, рефлексировать по поводу причин , связанных с рабочими ситуациями, которые его подрывают и использовать советы психологов, то научимся "гореть не сгорая", а если случилось "сгореть на работе", то значит полевик пренебрег полезными советами и не заботился о себе. 

Мне показалось, что участники этой секции попытались подойти к ответу на это вопрос со стороны , как я бы назвал "психогигиенических технологий  " в полевом социологическом исследовании. Именно отличие глубинного интервью и ФГ в социологии от клинического интервью или групповых психотерапевтических и психологический сессий, позволяет нащупать подход к решению этой задачи. 

Например, в ответ на выступление о необходимости гибкого стиля модератора в зависимости от состава участников ФГ с классификацией типов этих стилей (строгая учительница, свой парень и проч.) , позвучал аргумент, что стиль модератора подобен его характеру, его трудно изменить, наоборот, надо его совершенствовать, устраняя негативные элементы. 

То же и относиться к вопросу о якобы обязательности  использования  шуток и юмора для снятия эмоционального напряжения участников ФГ. Понятно, что шутки бывают неуместны или  могут быть не поняты, что называются "не заходят", что использование заготовок в виде анекдотов и т.п. не всегда приводят к желаемому эффекту, что лучше действовать по обстановке. 

Но, если посмотреть на этот вопрос из перспективы темы секции, то попытки работать с группой в  несвойственном модератору стиле, будет сопряжено с его дискомфортом и ощущением у участников ФГ  не естественности поведения модератора, особенно, когда он пытается менять, стили в процессе работы, подстраиваясь под группу. То же и с юмором. Наверно, в основе лежит наличие развитого чувства юмора у модератора, которое позволит ему шутить, что называется,  к месту. 

В ходе обсуждения выступлений был интересный поворот о роли эмпатии, которая может сыграть негативную роль в сохранении необходимой дистанции между интервьюером и респондентом,  превращая исследовательскую процедуру в непрофессиональную психологическую помощь.  

У меня создалось впечатление, что задачи сохранности психического здоровья полевиков участники секции предпочитают решать не через психологические практики, а через организацию самой полевой работы, совершенствованием технологии самого исследовательского процесса. Например, это использование в сложных полях тандемного интервью или включением в состав рабочей группы психолога, который после модератора  занимается психотерапией с участниками  исследования, если тема носит сенситивный характер.

В связи с напряженностью и опасением модераторов  и интервьюеров допустить в ходе работы свои суждения, реплики и прочие высказывания, попадающие под административную или уголовную ответственность, был упомянут метод Сократа, который, как известно, в ходе дискуссии ограничивался вопросами, никаких умозаключений не предъявлял,  а выводы делали те, кому они адресовались. И здесь важную роль играют записи ФГ, т.к. известно, что Сократ плохо кончил из-за своих вопросов. Но, если бы велись записи его бесед, то, возможно, он был бы оправдан. 

К сожалению, не хватило времени обсудить вопрос о возможностях и ограничениях использования метода ФГ. Для ряда тем и особенностей целевой аудитории более целесообразно вместо них проводить индивидуальную работу. 

И, наконец, говоря о работе в трудных полях, где невозможно требовать от рекрутинга выполнения всех условий для отбора участников, а сам процесс сбора данных нуждается в постоянной корректировке вопросников, а возможно и всей программы исследования, логично отказаться от услуг модераторов и наемных интервьюеров, а проводить исследования силами самих исследователей. Но, как это сделать на практике, непонятно. В этих случаях подготовка модератов и интервьюеров к исследованию  включает их участие в создание инструментария исследования, а возможно, программы с целью достичь их понимания не только для чего задаются вопросы, но и что потом будут делать с ответами.  

В целом, мне кажется, была затронута суть вопроса о психическом здоровье модеоаторов и интервьюеров, где был подвергнут сомнению тренд на междисциплинарность и сугубо психологический подход к его защите. Акцент на организацию полевой работы, на продуманный подбор инструментария исследования, на селекцию тем , пригодных для данных методов и т.д. , позволит, на мой взгляд, исправить перекос в этой сложной проблеме в сторону психологизации задачи, забывая о роли институтов, которые эти проблемы создают или не создают, 

  

UX-исследования и 8-ми оконная выборка для глубинных интервью

 

    Наиболее распространенное определение качественных UX-исследований клиентского опыта утверждает, что они  предназначены для поиска  инсайтов, помогающих понять потребности пользователя, его мотивы, а также его проблемы в использовании продукта. Результатом исследования являются ответы объясняющие потребительское поведение. Ключевыми вопросами являются «Что происходит?», «Как конкретно?», Зачем?»,  «Почему?». Вопросы «Как часто?» и «Сколько?» задаются в количественных исследованиях, которые могут проводиться как после качественных, так и до них.

    На первый взгляд,  программа таких исследований мало чем отличается от штатной программы традиционного полевого социологического исследования качественными методами. Это последовательность  определенных действий:  1) проблематизация предмета исследования – «что изучаем и зачем это надо?»; 2) формулирование целей и задач –«какие данные надо получить и что с ними потом делать?»; 3)формирование выборки исследования –«кто нам может ответить на наши исследовательские вопросы?»; 4) выбор метода исследования – «как узнать?» (составление вопросника, гида или гайда интервью, в продуктовых исследованиях его называют брифом -неким планом беседы); 5) анализ первичных данных – «что удалось узнать и понять?»; 6) упаковка результата в форму отчета, презентации, аналитической справки – «как донести результаты до заказчика?»

    Глубинное интервью в UX-исследовании проводится по тем же правилам, что в традиционных исследованиях. Да и сложно что-либо поменять по существу, т.к. основа этого метода везде одна – клиническое интервью К. Роджерса.

    Но все же в дизайне этого типа исследования есть одно существенное отличие. В наших полевых исследованиях мы часто используем 8-ми оконную модель выборки для исследовательского интервью, которая позволяет нам приблизительно рассчитать сколько нам понадобиться респондентов и кто конкретно нам нужен, чтобы не попасть в ловушку «ложного снежного кома». По сути, это логическая схема целенаправленной квотной выборки для глубинных интервью.

    На первом этапе формирования этой выборки мы конструируем портрет типичного носителя практики, например, практики потребления данного продукта. Отталкиваясь от его характеристик, мы моделируем еще три типа  респондентов – нетипичных, специфических и экспертов.  Вместе с типичным респондентом мы получаем  возможность более разнообразного, достоверного и объемного представления о практике пользователя, мотивов поведения и факторов, влияющих на его изменение.

    В UX-исследованиях эта процедура связана не с выборкой, а анализом результатов исследования и называется «рersona».  Это  — «описание вымышленного человека, пользователя продукта: имя, пол, возраст, локация, экспертность в области твоего продукта, контекст взаимодействия с ним, цели и фрустрации во время выполнения задач.  Персона помогает сформировать одинаковый портрет конечного пользователя у всей продуктовой команды, правильно расставить приоритеты и фильтровать дизайн-решения» (Product designer в Prequel Никита Шишкин)

    В социологических исследованиях с использование 8-ми оконной модели выборки «одинаковый портрет конечного пользователя» формируется в сравнении полученных полевых данных о характеристиках типичного носителя практики с тем его «портретом», который первоначально был заложен в модель выборки рабочей группой исследовтелей.

    Таким образом, мы отрабатываем схему анализа данных на этапе разработки дизайна исследования, что экономит нам время и повышает качество анализа первичных данных после выхода из поля. Это происходит за счет того, что типичный носитель практики изначально рассматривается как ее субъект, а не объект для управления поведением. Что-то похожее можно увидеть в аналитических инструментах UX-исследований. Например,  « карта пути пользователя (Customer Journey Map (CJM) или «история пользователя» (User Story), где из перспективы восприятия пользователя подробно описывается его потребительское поведение подобно тому , как это делается в этнографическом исследовании. 

    Надо думать, что такие пересечения в методическом арсенале разных типов исследований закономерны, что заставляет задуматься о содержании базовой подготовки исследователей в сфере изучения поведения социальных групп и сообществ.  

 

Еще раз о методе "длинного стола" или зачем я написал о нем книгу?

 После большого перерыва вновь возвращаюсь к своему блогу. Причин несколько. Но самая важная - это выход в прошлом году книжки "Метод "длинного стола" в качественных полевых социологических исследований". Для меня это третья монография о качественных методах, которая оказалась драматической историей, совпавшей по времени с уходом из жизни основателя метода Теодора Шанина, пандемией и другими событиями, которые стали одновременно барьерами и драйверами для ее создания и выхода в свет. Несмотря на то, что о методе длинного стола я уже много писал и говорил, более того, мне известно, что есть коллеги, которые его практикуют в своих исследованиях, наконец, существует школа-студия, основанная на его принципах, тем не менее  вопросы о том, что же это такое, чем он отличается от других способов организации и проведения исследования, остаются. 

   Мне кажется , что для предстоящего разговора по поводу этой книги  надо сказать несколько слов о том, какой у меня был замысел, зачем я взялся за эту работу, зачем  нужно описать  метод «Длинного стола» в качественных полевых социологических исследованиях, который появился в начале 90-х в экспедициях Теодора Шанина и получил развитие в формате школы-студии исследователя качественника, которая существует на разных площадках в полевых исследованиях и вузовских практикумах с 2006 года.  Этот метод представляет один из подходов в организации и проведении качественного социологического исследования полного цикла от замысла до финального отчета с презентацией результатов. Он может представлять интерес для социологов и специалистов в области маркетинга, перед которыми стоит задача создать рабочую группу исследователей-качественников, разобраться какой метод исследования выбрать, как выйти на ключевые вопросы и гипотезы, как определить сколько информантов будет достаточно, какие аналитические процедуры подходят для групповой работы, как упоковать полученные результаты для отчетов и презентаций. И самое важное ,  как подготовить  рабочую группу исследователей в ходе проекта, как говорили раньше «на рабочем месте» .

 Как известно, основной вопрос социологии – как возможно общество. Как множество людей с разными интересами, представлениями, различиями по полу, возрасту, образованию, материальному положению, со своими эгоистическими мотивами,  способны создавать устойчивые структуры – институты, рутинно подчиняться нормам, правилам, законам традициям. 

 Соответственно  основной вопрос методологии и методов исследования– как возможно изучать общество, если те, из кого оно состоит могут думать одно, чувствовать другое, говорить и писать третье и делать четвертое?  Да еще могут менять свое поведение под влиянием самого исследования? Какие способы и инструменты нужны для того, чтобы  изучать   общество, получить достоверную и надежную информацию ?  

В качественных методах социологических исследованиях распространена точка зрения, что   главным инструментом исследования является сам исследователь. Потому что из-за сравнительно слабой формализации и неизбежного субъективизма в во всех исследовательских процедурах,  надежность и достоверность результатов исследования   в значительной мере  зависит от знаний, опыта и личностных качеств  исследователя. «Изучение поведения человека — тяжелый, интеллектуально утомительный процесс, успех которого зависит от способностей исследователя» (автор парадокса Лапьера - Ричард Лапьер, 1934). Но, что это за способности, как они развиваются, в чем проявляются и как применяются для успеха.

Возникает проблема обоснования этого вынужденного доверия к субъективизму того, кто собирает первичные данные, их по своему интерпретирует,  анализирует, делает выводы, прогнозы и рекомендации.

Поэтому замысел этой работы был сфокусирован на вопросе: Как возможен исследователь этого общества на субъективизм которого мы можем полагаться?

4.    Для решения этой задачи у меня было четыре  подсказки.

1)    Одна из глубины веков, от  художника Ченино Ченинне. Тракта о живописи. 10 заповедей. Первая и последняя.

·       Учись у старых мастеров копируя их Потом можешь делать, что хочешь и люди будут тебя уважать.

Т.е. важно овладеть профессиональными знаниями и навыками, важна преемственность. Нет ничего зазорного, что прежде, чем пойти своим путем, попытаешься повторить, то что умели делать до тебя.

·       Если живопись тебя не любит, твоя любовь не поможет. Этот тезис интересен для нас тем, что он переворачивает вопрос за что я люблю социологию, на вопрос, а как добить взаимной любви. В принципе списки качеств за, что социология может полюбить исследователя хорошо известны и обширны. Это профессиональные знания, умения, опыт и неспецифические или универсальные навыки, софтскиллз, таких как, например, рефлексия, критико-аналитическое мышление, эмпатия, беспристрастность, социологическое воображение, последовательность.

Сейчас довольно много специальных тренингов и литературы, как их в себе развивать. Тренера и коучи наперебой обещают научить креативному мышлению, эмпатии, рефлексии, снабдить навыками критического мышления и коммуникабельности. Но  мы можем наблюдать, что у многих полевых исследователей они присутствуют без всяких тренингов и коучей. Где, как? Но, как оказывается, этим навыкам можно обучиться  на рабочем месте, как в группе, так и индивидуально. Но вот вопрос, почему один опыт участия в проекте явялется ключевым для развития исследователя, а другой, ничего нового не приносит.

 

2)    Вторая подсказка пришла от Станиславского. Суть известной системы названной его именем заключается том, чтобы из театрального искусства выделить элементы ремесла, которые доступны для обучения всех актеров, а дальнейшее развитие зависит от меры таланта и желания. Т.е. базовые навыки можно выделить и им научить. 

3)    А третья подсказка пришла из спорта. Занимался разными видами, борьбой, боксом, волейболом, академической греблей, тенисом, биатлоном, дольше всего пулевой стрельбой, везде никому в голову не приходит обучать сложным техническим приемом людей у которых уровень общей физической подготовки недостаточен для их выполнения. У нас сложные методы обучаются люди, неспецифические навыки которых никто не определял и не занимался их развитием. Для наблюдения нужна развитая наблюдательность, для интервью эмпатия, рефлексия , уровень конгруэнтности, социологическое воображение и проч. 

Поэтому, если лекция на тему как правильно задавать вопросы или             осуществлять вход в интервью не ложиться на достаточный уровень рефлексии, эмпатии, то получиться скорее имитация метода, чем его использование. У нас пытаются научить сложной процедуре глубинного интервью или наблюдения, интерпретации и анализу данных  человека, у которого эти задатки не развиты в нужной для использования метода степени, поэтому так  много сетования на разрыв между теорией и практикой, а полученные знания о методе и его использовании называют «чемоданом без ручки и ключа от замка», который нести тяжело, а бросить жалко. 

    4) Четвертая подсказка пришла из продолжения известной притчи о         сороконожке, которую попросили объяснить как она ходит, после чего она не     могла сделать и шагу. Случайно услышал ее продолжение. После своего фиаско сороконожка стала изучать свои движения, пыталась понять источник их синхронности. А когда поняла, то она научилась не только ходить, но и бегать, даже     танцевать. Инстинкт стал знанием.

       

В качественном исследование проблема обоснования доверия к субьективности исследователя  становиться критически важным. Из этого возникает вопрос, откуда появляется этот главный инструмент, как он создается  и совершенствуется. Мы видим, что при подготовке социолога много внимания уделяется тому, как правильно задавать вопросы, как интерпретировать ответы, как находить информантов и устанавливать с ними контакт, но все эти довольно сложные технические методики требуют определенного развития  и неспецифических или универсальных  навыков, которые сейчас чаще называют софт скиллз. Казалось бы очевидно, что нет смысла показывать человеку, который не может подтянуть и двух раз, как выполнять сложные перевороты на перекладине, но в обучении качественным методам чаще происходит именно так. Это похоже на пособия как стать богатым и знаменитым с этим же эффектом от их использования.  Поэтому, замысел этой работы заключался в попытке ответить на вопрос – как возможен исследователь общества.

 И так, как же возможен исследователь общества , который использует для этого качественные методы и свою субъективность, как главный инструмент исследования?

 Обычно, полевое исследование разделяют на три этапа: до поля, в поле, и после поля. Однако, за три десятка лет проведенных в полевых исследованиях, я обратил внимание, что для полевого исследователя эти этапы делятся еще на 8 стадий и носят циклический характер.  Это замысел исследования, кураж и мандраж, полевой шок, кризис понимания, адаптация и ассимиляция с полем, аналитический шок, презентация результатов и новый замысел. В книге, каждая эта стадия подробно описаны и показано, каким образом на каждой из этих стадий происходит усвоение специфических навыков и развитие неспецифических. Т.е. как эти харды и софты формируются в процессе групповой работы над проектом.   

Эти стадии тесно связаны с не только с разработкой программы исследования, сбором и анализом данных, но и с способами подготовки, обучением и самообучением  самих исследователей к этим активностям. Особенностью метода «длинного стола» является равнозначность этих двух задач, что само по себе является необычным для практики полевых работ, потому что на систематическое обучение в процессе выполнения реального исследования с ТЗ, сроками, ответственностью перед заказчиком, редко, достает времени и ресурсов.    Такие вещи, как правило, происходят в формате учебно-производственной практики или эпизодически, нерегулярно, по запросам. Но, оказалось, что можно успешно повышать квалификацию в процессе исследования систематическим образом, если полагать, что даже несовершенная  система лучше, чем ее отсутствие.

Говорят, что случайности не случайны. Метод «длинного стола», на первый взгляд, возник под влиянием случайного стечения обстоятельств. Он бы, наверно, не состоялся в нынешнем виде, если бы не два случая.

Первым случаем была Перестройка. Первоначальная программа исследования по замыслу его руководителя манчестерского профессора Теодора Шанина включала преемственность традиций русской школы ученых- аграрников 20-х годов, прежде всего А. Чаянова. Планировалось  изучение динамических рядов, неформальной экономики домохозяйств, предполагалось, обнаружение белых пятен истории коллективизации начала 30-х и изучение современной социальной структуры советского села. Исследование стартовало в СССР, а продолжалось уже в постсоветской РФ.     «Лихие 90-е» с переменой форм  собственности и разрушением прежних властных , идеологических и социальных институтов,   перечеркнули эти планы.  Практически все методики, кроме устных историй нуждалось в новых подходах, новых методах исследования и новых исследователей, которых не откуда было взять. Нужно было их готовить к исследованию в процессе самого исследования.

Вторым случаем - случайным неслучайным обстоятельством было то, что за эту задачу взялся Теодор Шанин, без преувеличения легендарная личность с оригинальным способом мышления, наделенным к тому же, по выражению Грамши, пессимизмом ума и оптимизмом воли, последователем неокантианской традиции.

Это выразилось в методологической основе «длинного стола» и всего проекта – концепции «двойной рефлексивности. Суть которой, в критическом переосмыслении для практики полевого исследования доксы, что у каждого своя правда. Во-первых,  это правда у каждого не совсем своя, а скорее присвоена в процессе своей социализации и зависит от внешних факторов. Во-вторых, в процессе полевого исследования, под влиянием самой исследовательской процедуры, информант и исследователь, могут изменить «свою правду». В результате это встречи с полем у исследователя , может появиться «другая правда», которая есть продукт коммуникации и взаимовлияния всех участников исследования и его контекста.  

И следуя неокантианской традиции у исследователя нет  другого способа, что-то сделать со своей субъективностью, кроме как ее осознать. И лучше эту рефлексию проводить в группе. 

В приложении к книге, есть фрагмент записи длинного стола 1997 г. где происходит дискуссия относительно рабочего определения качественных методов и понятия двойной рефлексивности. Это запись сделана Валерием Виноградским хорошо передает, то что трудно описать словами – исследовательскую культуру, где много внимание уделяется понятиям, где каждый может высказать свое представление, где уважительность и взаимоподдержка , содержательная дискуссия по спорным моментам превращает исследование в интеллектуальное приключение. Цель длинного стола – это создания питательного бульона для раскрытия способностей его участников. Поэтому в книге упражнения по развитию специфических и неспецифических навыков , обозначены как рецепты длинного стола. Эти рецепты явялются дальнейшим развитием метода в формате школы-студии исследователя -качественника.  В основе этих  рецептов лежат несколько  принципов : расскажу – забудешь, покажу- запомнишь, дам сделать самому – станет твоим. Из каждой сотни тех, кто изучает социологические методы исследования, знает эти методы меньше половины, из этой половины понимает, что такое социологические  качественные методы не более десяти, умеет их успешно использовать 5 и только двое могут им обучать и их развивать.   Принцип пьера де Кубертена. Чтобы сто человек заинтересовались качественными методами исследования, надо чтобы 50 изучали их систематически в разных форматах, не только в вузе,  чтобы 50 – 10 их хорошо знали и успешно использовали на практике, чтобы 10 – надо, чтобы 2 их понимали, чтобы двое их понимали, один должен сделать их делом своей жизни.  Принципы, исследовательской культуры ,которые заложил Теодор, ни у кого нет монополии на истину, иное всегда дано, вежливость – тоже метод и метод обучения через истории из своего опыта и опыта своих коллег. Потому, что научить другого можно только тому, что умеешь и понимаешь сам.

Метод «длинного стола» предполагает комплекс специальных упражнений, заданий и тестов в процессе групповой работы  над проектом для развития этих задатков или их совершенствования. Например, «ежиный тест», «библейский метод развития рефлексии», «общий язык Ортего-де Гассета», упражнения для развития социологического воображения, «групповой полевой дневник», «молчащий клиент», «ключи к собеседнику».

Другой важной особенностью метода «длинного стола» является ориентация на междисциплинарный подход, который проявляется в создании инструментов, интегрирующих различные дисциплины для решения исследовательских задач. Например, «бюджетное интервью» соединяющие методы изучения бюджета семьи и глубинное интервью.

Но наиболее важным, на мой взгляд, в методе «длинного стола» является формирование в рабочей группе особой исследовательской культуры и , как следствие, широкая рамка для возможности  развития метода в разных направлениях. В книге описывается более чем десятилетний опыт одного из таких направлений – школы -студии исследователя -качественника, которую, недавно, один из ее участников назвал «аджайлом для социологов».

Хочу обратить внимание на иллюстрации к книге. Их выполнили непрофессиональные художники. Это Петр Залесский, известный социолог, к сожалению, трагически умерший в прошлом году и Александр Дмитриев, который учился у Теодора в Лондоне. Мне кажется, что они удачно дополняют текст книги, т.к. в качественных исследованиях многие вещи трудно выразить словами, лучше показать. Мне бы очень хотелось, чтобы они стояли рядом со мной как соавторы. Книга стала возможна благодаря издательству ВЦИОМа и Анне Кулешовой, которая два года наза позвонила мне с предложением, написать книгу о длинном столе. Что позволило мне выполнить обещание, данное Теодору незадолго до его смерти.  Конечно, моя благодарность сотням участников длинных столов, и участниками школы -студии,  которые сделали возможным развитие метода.  

 Несмотря на то, что в ходе «длинного стола» предметом обсуждения часто становятся методологические вопросы , связанные с феменологией, символическим интеракционизмом, социальным конструктивизмом, обоснованной теорией, социальный конструктивизм, символический интеракционизм, этнометодология, , ground theory и дискурс аналиом. хочу подчеркнуть, что он не заменяет фундаментальные знания основ социологии.  ДС помогает связать теоретические концепты с практикой полевой работы, посмотреть через социологические понятия на призму теоретических концептов, стимулирует поиск теоретической рамки для исследования.     

Хочу завершить свой краткий рассказ о книге традиционным напутствием для участников школы-студии по методу «длинного стола». Рене Декарт считал, что метод – это простые и понятные способы решения исследовательской задачи. Френсис Бэкон сравнивал понятие метода с фонарем, освещающим путь к истине. В этой книге я пытался описать как способы решения исследовательских задач , так и  показать пути поиска истины. Но больше всего я хотел помочь читателю найти его собственный путь, как в свое время, нам помог это сделать Теодор Шанин.