суббота, 16 января 2016 г.

Крымский опрос как "проверка на вшивость"

Если рыбу будут оценивать по её умению лазать по деревьям, то она будет чувствовать себя безнадежной дурой, но и белка испытает комплекс неполноценности, если в качестве критерия её оценки будет умение плавать и дышать под водой.

Массовые опросы общественного мнения не моя компетенция, поэтому оценивать методику  новогоднего опроса ВЦИОМа в Крыму из перспективы качественного подхода - это риск  создать систему оценки "белкорыбы", что влечёт сопротивление коллег по цеху, вплоть до рекомендаций попытаться обучать кулинарии близких родственников, если уж в оценках работы полстеров ты не "как рыба в воде".

Однако есть более общие методологические вопросы особенностей применения тех или иных инструментов в условиях конкретного поля и есть узкие перекрестки, где полстеры используют качественные методы не в плане междисциплинарного исследования и прочих "миксовых" затей, а для создания своёго инструментария - это, так называемые, "пилоты" и "разведочные" интервью.  С их помощью, отчасти, решается проблема понимания респондентами формулировки вопросов, их последовательности, набора альтернатив ответа и даже возможный ассортимент "смыслов", которые респонденты будут вкладывать в свои ответы анкетерам, интервьюерам, операторам телефонных опросов, роботам и проч.

Наиболее актуален , на мой взгляд, методологический вопрос: "Как возможно и зачем проводить массовые опросы общественного мнения  в острых стрессовых для респондента жизненных ситуациях (вооруженные конфликты, природные и техногенные катастрофы, "обострение дружбы народов", открытое противостояние враждующих сторон, порождающее "баррикадное сознание" и т.п.)?

Насколько знаю, по этому вопросу конвенции не существует. Например, украинские коллеги утверждают, что однозначно можно и регулярно это делают.  Наши поборники соблюдения профстандарта социолога  считают это недопустимым с точки зрения научных и этических принципов исследования, а "смежники" видят в таких активностях исключительно политические технологии и манипулятивные практики.

Моя позиция по данному вопросу опирается на полевой опыт работы с людьми, находящимися в стрессовых ситуациях, вызванными причинами от них не зависящими, так называемые "обстоятельства непреодолимой силы". Из этой перспективы, можно сказать, "пилота", я бы не приставал к ВЦИОМу с "разборами полёта" по формулировкам вопросов и времени его проведения, т.к. в данном случае это не имеет решающего значения по сравнению с общим контекстом этого опроса.  Можно уточнять,  является ли респондент пострадавшим от отключения электричества или это его лично не коснулось. Можно в лоб, напрямую спросить о готовности терпеть лишения до лета, когда наладят подачу энергии из  России, но не сдавать "наш Крым" обратно Украине. Можно выбрать подходящее время для опроса, починить выборку и т.д., но это существенно не повлияет на ответы. Они будут зависеть от того  как воспринимают респонденты то, кто задаёт вопрос, зачем и что потом могут сделать с ними , если ответишь "неправильно".  Поскольку в данном случае речь идёт не об объективной реальности, а сугубо  субъективной, как, впрочем, всегда,  то тонкости формулировки здесь не имеют такого значения, как при обыденных  для респондента  обстоятельствах. Респондент сам конструирует смысл вопроса под влиянием контекста, о котором исследователь  может строить свои гипотезы и пытаться их учитывать или игнорировать, что определяется целями и задачами опроса.  

Приведу два примера.  Один относиться к временам "Первой чеченской компании" середины 90-х. Довелось мне тогда оказаться в лагере для беженцев и вынужденных переселенцев (в            основном они были из Грозного)  в качестве специалиста по постстрессовым расстройствам (ПТСР) и вести приём пострадавших (моё первое образование - психолог).
В ходе психотерапевтической сессии с одним из  пациентов- беженцев я, напрямик спросил его о том, как он относится к идее отделения их республики от России, что считалось причиной конфликта. Ответ помню дословно: " Зачем спросил,  на вшивость проверяешь!? Ты кто? Доктор? Вот и лечи давай."

Второй пример на эту тему возник в позапрошлом году, т.е. спустя почти 20 лет,  в Калиниграде, где я в составе экспедиции, организованной тем же ВЦИОМом, в качестве приглашённого эксперта по качественным полевым исследованиям, получил идентичный ответ на схожий по смыслу  и неуклюжий по форме вопрос, который тоже задал "не в тему". Звучал он примерно так: " Слышал, что Литва , поляки и немцы предлагали калининградцам тоже провести референдум, как в Крыму, мол, будете опять Кенигсбергом" и будет вам счастье. Что думаете по этому поводу?". Возникла пауза, собеседник стал меня внимательно разглядывать, а потом сказал: "А мне казалось, что вы про подготовку к Чемпионату мира (имеется ввиду ЧМ по футболу в 2018 и это действительно было целью экспедиции) приехали узнать."  

Не сложно догадаться, что во всех этих кейсах мои вопросы были восприняты как провокация или тест на лояльность и  мне дали недвусмысленно это понять, что не в моей компетенции задавать такие вопросы. Я тогда подумал, а что было бы, если это была моя "компетенция" и вопросы были отшлифованы более тонко .  Из контекста интервью можно предположить, какой ответ получил  бы " московский  гость"  на такой социабельный вопрос при любой формулировке, но с присутствием слов "референдум". "Крым", "Кенигсберг", "немцы".  
"Баррикадное сознание"  формирует ответ в зависимости от того, с какой стороны "баррикады" прозвучал вопрос, от субъективной оценки его адекватности текущей ситуации и безопасности для респондента.

При тестировании ключевых исследовательских вопросов мы используем две координаты - интерес респондента к теме и безопасность с т.з. свободы слова. Соответственно КИВ может
попасть в однин из четырёх форматов интервью: 1) " интересная беседа на важную тему"  ( исследовательское интервью в идеале) - респондент заинтересован в теме данного вопроса и чувствует, что может свободно выражать свои мысли. 2) " пустой разговор" - отвечать на данный вопрос безопасно, но не интересно; 3) " и хочется и колется" (интервью на грани фола) - вопрос важен и интересен, но выражать собственное мнение небезопасно; 4) " допрос, провокация, экзамен" - отвечать небезопасно и неинтересно. 

Причём восприятие формата интервью зависит от позиции респондента. Если его позиция не противоречит мнению большинства, властей и проч., то КИВ не будет восприниматься как " экзамен", вопрос скорее покажется риторическим. Симптомами " теста на лояльность" являются значимый рост "социально одобряемых ответов" после исключения альтернативы "затрудняюсь ответить", сокращение времени на обдумывание ответа, отказ от комментария своей позиции общими фразами " а как иначе", "мы все так думаем" и т.п.

Если предположить, что суть КИВа по теме энергоснабжения Крыма - это фиксация масштаба поддержки политики Президента по вопросу " чей Крым",  то респонденты "тест на лояльность" прошли, мнения не  разделились.  Если власть озабочена выявлением скрытого протеста, который может проявиться в неожиданный момент, в соответствии с концертом Дж. Скотта, когда население  применяет в отношении сильной власти  "оружие слабых" (внешняя лояльность при внутреннем сопротивлении), то здесь нужны другие методы. Например, различные формы включённого наблюдения, анализ альтернативных источников, экспертные интервью и т.п. В том числе и данные массовых опросов (особенно, анализ динамики "изменения настроения"). По сути для такой задачи нужен мониторинг с "миксовых" метододическим инструментарием, а не разовый опрос.

Для проверки продуктивности  данной аналитики можно позвонить в Крым своим знакомым и задать любые по форме вопросы, но непременно используя фразы:  "терпеть неудобства" или "вернуть Крым Украине" плюс не забыть напомить, от кого исходила инициатива выяснить мнение по этому поводу. Если ответы будут существенно отличаться от 90% "фабричного опроса", то все вышесказанное  - это  рассуждения белки о компетентности рыбы карабкаться по деревьям.


 







Комментариев нет:

Отправить комментарий