Для опытных интервьюеров, похоже, этой проблемы нет. Приобретенный опыт и доверие к своим чувствам и интуиции , в нужный момент , вовремя дают тревожный сигнал, что респондент намеренно или ненамеренно вводит в заблуждение, искажает факты или попросту говоря, врет.
Следователи, журналисты, эйчары (ведь человек никогда не бывает так близок к совершенству, как при приеме на работу), которые часто сталкиваются с враньем во время коммуникации, выработали свои действенные способы его выявления и ограничения.
Эти способы во многом похожи. Различия зависят от их компетенции , как права задавать вопросы и получать ответы, заниматься этой деятельностью ("это в моей или не моей компетенции"). Поэтому следователь может играть в доброго и злого полицейского, а журналист не может, Но все стараются поймать на противоречиях (вы только что, сказали так, а теперь не так) проверяют реакцию на неожиданные вопросы (Сколько вам лет? 50. А в каком году вы родились?) .
Безусловно, их опыт надо изучать и по возможности использовать в социологическом интервью. Ограничения его применения тоже понятны. Компетенция интервьюера в социологическом исследовании не столь очевидна для респондента, как в ситуации допроса, журналистского интервью или при собеседовании с работодателем. Игра в злого и доброго полицейского, как и ловля на противоречиях или умалчивании или искажении известного интервьюеру факта, может разрушить атмосферу взаимной доброжелательности и доверия, что считается залогом успеха интервью.
Что же делать? Не претендуя на полноту или на единственно верное учение о том, как преодолеть неискренность респондента в исследовательском интервью, хочу поделиться тем, что было отобрано и удержалось в практике десятков полевых исследовательских групп , работающих по методу "длинного стола" за последние тридцать лет.
1. Прояснение компетенции интервьюера в социологическом исследовании.
Достигается ответом на вопрос: " Из каких соображений респондент может согласиться на интервью и может быть заинтересован дать ответы на тему интервью?" Соображения могут быть различные: меркантильные, прагматические (есть оплата, добровольно-принудительно и проч.), интерес к теме, желание поделиться опытом, важность проблемы, дефицит общения и т.д) . Это учитывается в введении на этапе входа в поле.
2. Если информация о респонденте доступна, особенно, в интервью с экспертом, то хорошо показал себя вопрос: "В каком ответе может быт. заинтересован респондент?" Этот ответ может зависеть от его должности, роли, функционала, статуса , репутации, известной позиции по данному вопросу и проч.
3. В введении в интервью постараться не демонстрировать, а скорее, дать понять респонденту, что определенно знакомы с темой интервью (факты, статистика, суть проблемы, литература и др). Если это экспертное интервью, то хорошо показать знакомство с текстами или выступлениями в СМИ, в сетях и т.п. этого эксперта и задавать вопросы с учетом этого).
Идея такого подхода имеет , по крайней мере, два основания: психофизиологическое и социально-психологическое.
1. Психофизиологическое. Исследования мозга показали, что человек испытывает дискомфорт при лжи, связанный с негативной реакцией амигдалы (миндалевидное тело в височной доле ). Однако, механизм адаптации к любым условиям среды, направленный на выживание индивида, может повысить толерантность к лжи при частом ее использовании и позитивном подкреплении, вплоть до способности искренне заблуждаться, не отличая лжи от правды. То есть, респондент может искренне верить в то, о чем говорит, вопреки фактам.
2. Социально-психологическое. Человек способен рассказывать о себе или событии, очевидцем которого он был, разные истории, в зависимости от того, кому он их рассказывает. Есть истории для чужих, для своих и для себя. Казалось бы логично предположить, что чем меньше собеседник знаком с рассказчиком, тем проще ему соврать, "навешать лапшу на уши". Однако человек соткан из противоречий и иногда , мы рассказываем постороннему то, что никогда не расскажем своему. Известен "эффект удачного случайного попутчика", когда человеку, с которым , вероятно, больше никогда не доведется встретиться, можно "наврать с три короба", а можно проговорить очень важные для себя вещи, как на исповеди или приеме у психолога. От чего зависит? Кто бы знал, но явно, фактор "понимающего попутчика", умеющего доброжелательно и заинтересованно выслушать, создать "пустое пространство" (Питер Брук), имеет значение.
В любом случае, наш опыт показывает, что, если интервьюеру удается стать таким "понимающим попутчиком" , он может снизить риски получения недостоверной информации и проявление прочей неконгруэнтности. Вроде бы банальная вещь, что к интервью надо готовиться, надо узнать побольше информации о собеседнике, быть заинтересованным в теме, уметь создать "пустое пространство" для беседы и т.д. Вопрос лишь в том, как это сделать?
Мои наблюдения и размышления, почему в одних случаях интервьюеру удавалось стать таким "понимающим попутчиком", а в других не получалось, привели меня к выводу, что есть зависимость между "искренностью" респондента и искренним, бескорыстным желанием интервьюера разобраться в сути проблемы, получить ответы на мучающие его вопросы, продиктованные его исследовательским интересом и глубиной изучения темы. Как правило, это состояние, похожее на " легкую паранойю", достигалось через ключевой исследовательский вопрос, в котором был зашит реальный парадокс.
Впервые я обратил на это внимание, когда исследовали причины распространения ВИЧ-инфекции среди инъекционных потребителей наркотиков (ПИН) . Ключевой вопрос содержал парадокс, суть которого была в том, что наркоманы со стажем хорошо понимали последствия использования "грязных шприцов" , но тем не менее регулярно ими пользовались. Т.е. информационная модель не работала, а что представляла барьерная модель мы не понимали.
Войти в это латентное полукриминальное поле и получить достоверный и надежный ответ на этот вопрос, казалось, почти невозможным, но искреннее непонимание и желание понять, а также серьезное изучение темы (доступные статьи и статистика) способствовало тому, что это "поле" простило неуклюжесть вопросов, непонимание из-за "профессионального" сленга ответов и проявило желание респондентов помочь разобраться, в чем суть дела.
Но это, по видимому, работает в сочетании с еще одним условием, когда результаты исследование имеют очевидную для собеседника ценность и могут в перспективе быть заземлены на решение важной для всех проблемы. Т.е. цели исследования больше самого исследователя (, т.е. не для защиты его диссертации, диплома, отчета кому-то и прочих денег и славы) Конечно, всем есть хочется и понятно, что интервьюер делает свое дело не только из чистого любопытства. Но, если собеседник видит, как у интервьюера расставлены приоритеты, чувствует , что его главная цель, главный интерес - разобраться в вопросе, а заработать на исследовании , скорее, задача, а не наоборот, то риски получения ненадежных данных ощутимо снижаются.
Комментариев нет:
Отправить комментарий