Пути России 2011: заметки о междисциплинарности

О междисциплинарности на Путях России 2011
Мне кажется, что полевого исследователя должна беспокоить ситуация, когда высказываются достаточно неочевидные вещи, но аудитория никак на них не реагирует, все проходит гладко, без вопросов на уточнение или попытки дискуссии. То ли это были ритуальные заклинания, на которые никто уже не обращает внимания, то ли говориться о том, что само собой разумеется, и не нуждается в аргументах.

У меня возникло пару причин для такого беспокойства:
1. Во-первых, это действительно ритуальное заклинание, которые произносили многие участники конференции о важности междисциплинарного подхода и то, что конференция является в России главным заповедником этой междисциплинарности. Спорить не буду, но меня беспокоит полярность этих высказываний.
На одном полюсе настоятельный и страстный призыв, чтобы социологи понимали историю, а экономисты психологию, радостное оживление по поводу того, что демографы выступают как философы, а географы как экономисты и т.п. Создается впечатление, что внутри этих дисциплин уже утрачена надежда, что историки сами способны понять историю, а экономисты экономику и т.д.
На другом полюсе, это представление, что междисциплинарность уже сама собой обеспечена тем, что в одном помещении будут собраны представители разных дисциплин, которые обменяются экспертизой по условно - общей теме.

Взгляд смежных дисциплин на твой предмет вещь полезная и необходимая – это докса, но никто за нас не сделает нашу работу. Один только А. Филиппов у которого доклад был наиболее, на мой взгляд, междисциплинарный сразу обозначил границы своей дисциплины, честно признавшись, что он не историк, хотя для своих выводах о природе полицейского государства и возможности его укоренения в России сегодня, продемонстрировал такие навыки поиска и анализа исторических данных, которым может позавидовать не один историк.
Мне хорошо понятна такая позиция в отношении междисциплинарного подхода. Я имел честь работать в междисциплинарном проекте Теодора Шанина и Виктора Петровича Данилова, где 4 года социологи, экономисты, географы и историки работали на одну общую задачу. Виктор Петрович, один из лучших специалистов по истории крестьянства на всю жизнь решил мне проблему с моей идентичностью как историка, когда сподобил меня на 3 месяца в областной архив, собирать документы о событиях периода раскулачивания в том селе, где мы работали. Я чрезвычайно быстро понял много вещей об этой дисциплине, связанных с понятием документа и шахтерской рутиной их полевой работы. До меня как-то дошло, что в результате этой рутинной деятельности и еще многих вещей, связанных с базовым образованием у тебя вырабатывается особый способ мышления, адекватный этой профессии. И понял я, что таким способом мышления не обладаю, о чем прямо признался В.П. и, сказал, чтобы я на него в этом плане не очень рассчитывал. Его реакция меня поразила, он бурно возрадовался, за что-то меня сильно зауважал и стал активно помогать. Сейчас могу сказать, что я бы без него мало бы, что понял в социальных механизмах сельской общины, колхоза, кооперации и т.п., причем именно как социолог.

Другим взглядом на междисциплинарность меня вооружил в конце 90-х В.В. Радаев, который в проекте по социальным сетям города и села продемонстрировал способ мышления, который не являлся ни социологическим, ни экономическим, а чем-то третьим, но не «между». Это было названо экономической социологией, которая предполагала профессиональное владение инструментами обоих дисциплин, рутинной практикой их использования, но там было еще что-то свое, что не позволяло сводить все к механическому соединению экономики и социологии. Это как с амфибиями. Они могут быть как простым самолетом с поплавками, так и отдельным аппаратом, специально созданным для особых задач, вообще не похожим на самолет (судно на воздушной подушке).
К какому классу аппаратов относиться наши междисциплинарные «Пути России» меня беспокоит.

2. Вторая причина беспокойства связана с обвинением Б.Каргалицким социологического опросного инструментария в безнадежной ущербности как метода, способного помочь понять протестные настроения граждан. Аргументация состояла из двух незатейливых тезисов:
1) Вербальный ответ в анкете на вопрос о том, будете ли Вы участвовать в митингах
и прочих формах гражданского активизма – есть только вербальный ответ и никакого отношения к реальным действиям граждан не имеет. Стало быть, не обладает прогностическим потенциалом и бесполезен.
2) Второй аргумент связан с искренним изумлением, почему результаты опросов на этот счет даже двух самых известных и авторитетных «опросных фирм» могут сильно расходиться между собой.

Меня беспокоит не методологический пафос вопроса, который действительно давно является традиционным предметом методической рефлексии в социологии. Беспокоит молчание аудитории, где могли сидеть полстеры. Ну, хотя бы уточнили, что имеется в виду. Спросили бы невинно, как они любят, докладчика, удивляет ли его, что часть людей, которые дали письменное подтверждение своего участия в конференции не пришли, а кто-то все таки пришел, а те, кто отказался, все же сидят в зале. Может быть все- таки , большинство, кто согласился, пришли, а отказался – нет? А он сам, что отказался выступить с докладом, а потом передумал и выступил?
Или докладчик так же предлагает двум медицинским светилам, которые выдали одному и тому же больному разные диагнозы прекратить собирать анамнез, задавая дурацкие вопросы об их самочувствии и выбросить в окно стетоскопы, томографы, закрыть лабораторию по анализу крови и т.п.?
Вопросов не было. Я не полстер, ждал. Думал, что сейчас более компетентные коллеги по цеху включаться. Нет, не включились, а почему? Их там не было? Посчитали, что это не предмет для серьезной дискуссии? Но ведь господин Каргалицкий, мог иметь ввиду, что-то весьма определенное и конструктивное. А ведь он представлял как раз взгляд другой дисциплины, может быть, призывал к междисциплинарному обсуждению этой проблемы. Но это оказалось не интересно. Это меня беспокоит.